Д-р Джассер Ауда — канадский ученый египетского происхождения. Сфера его профессиональных интересов – целеполагание исламского закона (макасид аль-шариа) в контексте современности. Он является профессором Катарского факультета исламских исследований, одним из основателей Международного союза мусульманских ученых в Дублине, членом академического совета Международного института исламской мысли в Лондоне, Международного института исследования передовых систем в Канаде и ряда других авторитетных организаций в Великобритании.
— Расскажите подробнее о проекте «Индекс шариата», в котором вы принимаете участие. Хотелось бы узнать об истоках этого проекта и наработках на сегодняшний день.
— Этот проект реализуется уже в течение пяти лет. Я присоединился к работе над ним на третьем году его существования. Инициатор проекта – американская неправительственная организация «Инициатива “Кордоба”» (Cordoba Initiative), деятельность которой направлена на преодоление разрыва между Западом и исламом. Изначально в поддержку проекта выступил премьер-министр Малайзии Абдулла Ахмад Бадави.
Цель проекта – ответить на вопрос «Что такое исламское государство?». На протяжение нескольких лет этот вопрос обсуждают эксперты в области ислама. На тот момент, когда я подключился к проекту, была выработана такая формулировка: исламским является такое государство, в основе которого лежит макасид аль-шариа – цели, устремления, намерения и нравственные принципы исламского закона. Вот по этому критерию мы можем оценить «исламскость» государства.
Вообще макасид аль-шариа – это общечеловеческий способ оценки людского благополучия – будь то сохранение религии (вера), души, благосостояния, потомства, чести, достоинства, прав в самом общем смысле.
И вот уже с такой формулировкой мы обратились в Фонд Гэллапа (Gallup Foundation) в США, чтобы выработать критерии оценки как мусульманских, так и немусульманских сообществ с точки зрения соответствия макасид аль-шариа. Другими словами, чтобы понять, насколько политика и законодательство конкретного государства направлены на достижение этих идеалов. Впоследствии, правда, мы еще скорректировали эту формулировку и теперь рассматриваем закономерности развития общества вне зависимости от того, какое влияние на него имеет государство.
В совместной работе с экспертами Геллапа мы пытались найти точки пересечения между этим критерием – который в итоге получил название «индекс шариата» – и индексом благополучия, используемым в опросах института общественного мнения Gallup. И надо сказать, что таких точек пересечения оказалось немало.
— Это исследование проводилось только применительно к США?
— Нет, география исследования была более широкой. В качестве первого этапа было принято решение изучать страны-участницы Организации исламского сотрудничества, а затем перейти к рассмотрению других стран мира. И очень скоро стало ясно, что для такого масштабного проекта недостаточно поддержки одного малазийского правительства – даже при том, что оказываемая им финансовая помощь была весьма значительной. Ведь даже для того, чтобы вычислить сам индекс, нужно провести исследования в разных странах, а для этого требуются значительные денежные и людские ресурсы.
— Какие критерии для индекса шариата были в числе приоритетных? Есть ли среди них образование?
— Мы составили иерархию критериев по тому же принципу, что и макасид аль-шариа: дарурият (самое необходимое), хаджият (насущные потребности) и тахсиният (роскошь). Приоритетным критерием был, соответственно, самый первый – самое необходимое. Он был в свою очередь разделен еще на пять, в соответствии с классической теорией макасида: сохранение религии, сохранение жизни, сохранение семьи, сохранение чести, сохранение разума и достоинства. Каждая из этих пяти задач равнозначна, поскольку является частью исламского понимания благополучия.
Некоторые из этих ценностей совпадают с критериями, предложенными в Программе развития ООН, — по части здравоохранения, образования и т.п. Но есть и специфические моменты, свойственные исламскому пониманию миропорядка. Например, в числе самых базовых ценностей, как я уже говорил, есть сохранение разума – в нашей программе это получило название «индекса трезвости». В исламе очень важно, чтобы разум оставался незамутненным, и с этой точки зрения общества, в которых не получили распространения алкоголь и наркотики, являются исламскими. Поэтому у стран, в которых употребление алкоголя не запрещено и не достаточно жестко преследуется употребление наркотиков, рейтинг будет ниже даже если другие показатели благополучия будут высокими.
— Вы сказали, что первым этапом было исследование стран-участниц Организации исламского сотрудничества. А что последовало за этим?
— Даже этот первый этап не было доведен до конца. Было принято решение издать полученные результаты – критерии индекса и его теоретический анализ без ранжирования по странам. И на этом проект остановился. Можно представить, как много политики в составлении рейтинга такого характера. Думаю, именно по этой причине все остановилось.
— Но ведь сама идея была представлена на суд общественности?
— Да, конечно. Были обнародованы первоначальные наработки, и даже они наделали много шума в Штатах. Политики правого крыла, если быть точнее – неоконы, очевидно, не смогли смириться с тем, что этот проект наряду с другим проектом «Инициативы “Кордоба”» — строительством Исламского центра в Нью-Йорке — представлял ислам со слишком уж человеческим лицом. В интернете полно их статей, в которых они обвиняют нас в том, что мы занимаемся подменой понятий, чтобы облагородить шариат. Но наш совет состоял из 30 выдающихся знатоков шариата, и в нашем исследовании шариат представлен только с их точки зрения. Никто не пытался ничего искажать и когда книга все-таки выйдет, иншаАлла, вы сможете убедиться в том, что там представлены классические взгляды. Это шариат и то, как мы его понимаем. Возможно, у кого-то на повестке дня стоит недопущение формирования положительного образа шариата.
— Были ли положительные отзывы на ваше исследование со стороны научного сообщества?
— Да. Когда мы начали подготовку к изданию книги, мы разослали результаты исследования ряду мусульманских мыслителей и ученых, которые восприняли его с воодушевлением и выразили готовность принять участие в тематических конференциях. Но официальных рецензий и отзывов у нас на руках пока нет – все в процессе подготовки.
— Вы знакомы с условиями, в которых развивается ислам в США, и с жизнью мусульман в США. С какими сложностями американским мусульманам приходится сталкиваться сегодня, особенно в свете антишариатской кампании, которая разворачивается там в последнее время?
— На мой взгляд, это сложности политического, а не культурного характера.
Я считаю, что ислам интегрируется в США очень неплохо. Мусульмане повышают свой статус уже во втором поколении, у них появляются свои организации – и я говорю не только о США, но и о Канаде. Социализация мусульман в Канаде проходит очень мягко. Канадское общество принципиально многокультурно, и мусульмане представляют ислам как составную часть этого общества. И пока, мне кажется, у них хорошо получается не смешивать свой культурный багаж с канадским укладом жизни.
В США все по-другому, потому что это изначально «плавильный котел», где ты в первую очередь должен быть американцем. Но мне кажется, что у американских мусульман это получается. Америка позволяет людям добавлять новые оттенки в понятие «американец» — есть американские арабы, американские мусульмане, итальянские американцы и т.д.
Поэтому проблемы в основном в политике. Многие настроены против меньшинств в целом или по расовому признаку или как-то еще. И среди них есть люди, влиятельные в сфере СМИ, про-израильски настроенные люди, которые воспринимают американских мусульман как помеху на своем пути.
— Вы согласны с утверждением, что сейчас образ ислама и мусульман в США значительно лучше, чем он был пару лет назад?
— Думаю, это так. Еще несколько лет назад, особенно после теракта 11 сентября, образ мусульман был крайне негативный. Сейчас общая картина меняется, потому что, с одной стороны, все больше рядовых американцев подвергают сомнению и критике официальную версию событий 2001 года, а с другой – сами мусульмане стали активнее вставать на свою защиту и больше демонстрировать ценности ислама в обществе. Сейчас мусульмане лучше понимают важность искать общий знаменатель у ценностей ислама и ценностей своих сограждан-немусульман с одной стороны, и с другой противостоять кампаниям по очернению мусульман, когда на них вешают вину за все беды мира. И все больше американцев среднего звена начинают осознавать присутствие других источников бед в обществе, наличие групп интересов, которые раскачивают общество.
АльхамдулиЛля, образ мусульман в целом улучшается. Действующее руководство настроено очень дружелюбно, инициативы, которые оно выдвигает, очень конструктивные. Заявление президента Обамы о том, что ислам является одной из религий Америки стоило ему многих политических очков, обвинений в том, что он мусульманин и все такое, но ведь то, что он сказал, — правда, и это для мусульман его слова очень важны, особенно после всего исламо-фашистского дискурса, который был раньше.
— Вы несколько лет прожили в Великобритании. Если сравнить положение мусульман там с Америкой, в чем разница?
— Разница есть и истоки надо искать в различиях между европейским и северо-американским обществами.
В европейском обществе ислам присутствует как компонент гораздо более значимый, чем в США – в плане количества людей, роли, которую эти люди играют в обществе, какой положительный вклад они вносят в развитие общества, а также негативное влияние, которое некоторые из них оказывают. Но при этом европейцы еще не ответили для самих себя на т.н. «исламский вопрос». Я всегда на конференциях, на лекциях говорю о том, что концепты «англичанин», «немец», «француз» и т.д. нужно пересмотреть – при всем уважении к моим друзьям англичанам, немцам и французам. Потому что при таких значительных вливаниях в английское, немецкое, французское и т.д. общества, оно начинает меняться, и приходится переосмысливать самих себя.
Я говорю так не потому, что я канадец, а потому что это очень устойчивая система. Мультикультурализм зиждется на переосмыслении.
Ряд европейских лидеров заявили о том, что мультикультурализм себя не оправдал, — нам говорили об этом в Германии, нам сказали об этом в Англии. Я считаю, что он провалился там потому что была провалена политика в отношении мусульман в этих странах, а не потому что мультикультурализм как концепция никуда не годится. В Канаде же все работает, несмотря на деятельность мусульманских экстремистов, которых, кстати, и сами мусульмане осуждают наравне со всеми канадцами. На мой взгляд, искать связь между мультикультурализмом и терроризмом или необходимостью компромисса между европейскими ценностями прав человека – это очень дешевый политический ход. Мультикультурализм представляет собой ценность, абсолютно совместимую с европейскими ценностями. И политикам, вместо того чтобы говорит о провале мультикультурализма, следует переосмыслить самих себя, самим стать более мультикультурными. Можно сохранить ядро ценностей Европы, которые каждый европейский мусульманин тоже уважает, и допустить существование разнообразных сообществ со своей спецификой.
Для мусульманина употребление алкоголя – грех, и лично я считаю, что это хорошо. Но нельзя же требовать от человека считать, что алкоголь не является грехом, чтобы он смог стать европейцем или чтобы считаться хорошим гражданином. По-моему, это дешевый политический трюк, потому что мораль – это личное дело каждого до тех пор, пока она не идет вразрез с действующим законом.
Я считаю, что разговор об «интеграции ислама в Европе» должен вестись непредвзято с обеих сторон, а не только со стороны мусульман. На компромиссы должны идти обе стороны. Мусульмане со своей стороны уже пытаются по-новому трактовать свое учение, чтобы найти точки его пересечения с европейскими реалиями. И европейцам тоже следует пристальнее взглянуть на европейские ценности и идеалы, чтобы включить мусульман в общество, не оставлять их меньшинством где-нибудь на периферии, не подталкивать их к маргинализации. Ведь проблемы в конечном итоге исходят от маргинализации, а не от ислама.
— Рост правых партий в Европе, особенно начиная с рецессии, усугубил положение мусульман, которые и до того постоянно подвергались нападкам. Какой линии поведения вы порекомендовали бы им придерживаться, чтобы справится с этим давлением?
— Мне кажется, главное – отделить ислам как религию от исламской культуры. Это не одно и то же. Не надо навязывать европейскому обществу свой культурный багаж, так сказать, вываливать его на европейцев, потому что так или иначе он разрушает целостность общества. Все различия, существующие между, скажем, пакистанцами, иракцами, кувейтцами и т.д. должны остаться там, не надо привозить их на Запад и плодить из-за этого разного рода проблемы. Я считаю, что надо для себя уяснить, что – культура, что – политика, а что – сектантство, и привозить в Европу только суть ислама и практиковать суть ислама. Все остальное должно быть европейским – культура, нормы поведения и т.д.
Еще я бы посоветовал быть политически активными. Сейчас мы понимаем, что демократия – это лучшая из существующих систем, к чему склоняются даже исламские мыслители. Поэтому я думаю, что мы должны пользоваться своими демократическими правами, чтобы побудить европейское общество повернуться лицом к нашим идеалам.
— А что бы вы порекомендовали в плане образования?
— Исламское образование в Европе, на мой взгляд, должно быть более массовым. Я бывал в европейских исламских школах и, при всем уважении к усилиям их учредителей и при всем моем восхищении трудами их коллективов, должен сказать, что они лишь способствуют геттоизации культуры в Европе. По-моему они должны сохранять исламскую идентичность, но при этом быть такими, чтобы в них хотели учиться даже немусульмане. Потому что это ведь отличные школы, хорошая система, чем-то схожая с католическими школами, в которых обучаются мусульманские дети – там такая толерантная атмосфера, что наши дети могут спокойно практиковать ислам. То есть, на мой взгляд, школы должны быть больше открытыми обществу.
Это что касается школ. С медресе другая ситуация. Положа руку на сердце, должен сказать, что их нужно реформировать. Понимаете, нельзя брать учебную программу из Деобанда или Пешавара и переносить ее в медресе в Европе, потому что местные ученики принадлежат другому обществу, а порой, прямо скажем, – к другой эпохе и историческому контексту. То есть в медресе нужно преподавать коранические науки, арабский язык и так далее, но нужно пересмотреть то, как ведется преподавание. Я не хочу сказать, что нужно спрашивать у правительства, какими быть мусульманам, — нужно начать пересмотр изнутри, в исламе есть все необходимое для тадждида – обновления.
— А что касается подготовки имамов в Европе и США – на ваш взгляд, в этой области есть успехи?
— Я бы так не сказал. Я думаю, правительства боятся вводить обязательную сертификацию имамов по правительственным программам. Мне довелось быть членом комитета Лейденского университета, который предложил подобную программу для своего университета: предполагалось, что эта программа будет обязательной для тех, кто хочет быть имамами. И я считаю, что голландское правительство должно сделать ее обязательной. Правительство должно сказать: вот программа, составленная мусульманскими учеными, мусульманскими консультантами и мусульманскими преподавателями, и чтобы стать имамом в Нидерландах, каждый, кто приезжает из стран Ближнего Востока, должен ее пройти в обязательном порядке, чтобы доказать, что он понимает основы функционирования этого общества, язык этого общества, имеет хотя бы элементарное представление о культуре этого общества. Нельзя ставить имамом человека из Марокко, Египта, Саудовской Аравии или Пакистана в обществе, о котором он ничего не знает.
— Но почему этим должно заниматься правительство? Разве сами мусульманские общины не могут решить этот вопрос?
— К сожалению, община не проявляет инициативы.
— Эта проблема касается только Голландии или других европейских стран тоже?
— Вообще, это общая проблема всех европейских стран. Нигде мусульманские общины не стремятся заняться подготовкой имамов.
— В Великобритании есть несколько центров, где ведется подготовка имамов, например, Исламский фонд.
— Это прекрасно. Я считаю, что такая программа должна учитывать местные особенности в большей степени, чем это происходит сейчас. Конечно, я не в курсе всех программ во всех деталях, но я вижу результат. Я бывал в десятках мечетей в Англии и в других европейских странах, и честно говоря, я не встречаю образованных имамов. Порой они хорошо подготовлены для того, чтобы читать проповеди в других общинах – в Египте, например, в Марокко или в Пакистане. Но это совсем другая история, если ты читаешь проповедь в Соборной мечети в Англии, здесь нужен другой имам. При всем уважении и почтении ко всем имамам, которые работают в голландских и германских мечетях, было бы лучше, если бы они были имамами в Турции. Но для того, чтобы быть имамом в Германии, нужна специальная подготовка.
У Ибн Таймийи, да смилуется над ним Аллах, был свод фетв для каждой страны – аль-Фатва аль-Масрийя (египетские фетвы), аль-Фатва аль-Хиндийя (индийские фетвы).
Контекст очень важен. У имама аш-Шафии был фикх в Хиджазе (аль-фикх аль-кадим), а когда он уехал в Египет, у него был другой фикх (аль-фикх аль-джадид). И когда мы изучаем фикх аш-Шафии, мы изучаем оба фикха: суждение по старому фикху и по новому. Это суждения одного и того же человека, и они показывают разницу между Хиджазом и Египтом, у которых гораздо больше общего, чем, скажем, у современных Саудовской Аравией и Боснии.
Трудности возникают не только при адаптации выходцев из стран Ближнего Востока в Европе. То же самое происходит, когда европейцы едут за образованием на Восток. Допустим, имам приезжает в Египет или в Саудовскую Аравию или в Кувейт. Отлично. Он может овладеть арабским языком и запомнить наизусть Коран. Но ему придется делать своего рода иджтихад, чтобы сдать экзамен и вернуться назад, даже если он голландец или англичанин. А когда он вернется, ему опять нужно пройти через иджтихад, чтобы суметь выученное в Саудовской Аравии применить у себя на родине. И так далее.
— Если эти рекомендации будут учтены в ближайшие годы, ислам сможет интегрироваться в Европе и на Западе в целом?
— Да, ИншаАлла. Ислам вышел из Мекки и Медины и распространился повсюду в мире – от Индии и Китая до России и Африки. Мы видим, как крепко укоренился ислам в африканских станах. В значительную часть Европы ислам пришел в XX веке, и для его интеграции здесь потребуется несколько десятилетий. И это, ИншаАлла, еще больше разнообразит ислам.
Перевод IslamRF
